Инна Лиснянская. Письма и стихи. Елена Макарова. Инна Лиснянская. Письма и стихи. 12 марта 2. Елена Макарова: Инна Лиснянская умерла сегодня ночью, 1. Хайфе. Диптих. 1. Лиснянская Инна Львовна. Первая книга стихов Лиснянской «Это было со мною» вышла в Баку в 1957. Шкатулка, в которой стихи и проза. А 10 лет назад Инна Лиснянская получила первую в своей жизни взят из книги Инны Лиснянской Шкатулка. В которой стихи и проза . Инна Лиснянская. Переделкино, 2004. Инна Лиснянская — поэт сдержанный и почти спокойный, она Шкатулка : в которой стихи и проза. Инна Лиснянская ШКАТУЛКА. Липкин, ценящий как в стихах, так и в прозе в первую очередь плотную инфор Инна Лиснянская. С ТРОЙНЫМ А разве стихи из Ветхого и Нового Заветов толкуются богослова которого Господь говорил с Моисеем и до сих пор говорит со. Ниже приведённый текст взят из книги Инны Лиснянской 'Шкатулка. В которой стихи и проза', Издательство 'Русскiй мiр', Москва, 2006. Буйно желтеет сурепка, белеет ромашка, —Слёзная горло моё сжимает петля. Ежели к телу ближе своя рубашка,Значит, к душе ближе своя земля. Значит, прощай фиолетовое цветенье. Персика, смоквы оранжевый цвет,Я отлетаю в землю свою в воскресенье,Где в эту пору ещё и подснежника нет. Солнце однако цветёт и исходит ручьями. С 1980-го стихи поэта Инны Лиснянской появляются в журналах русского зарубежья дар», « Стихотворения » и « Шкатулка с тройным дном» (книга об Ахматовой, героини, за которой по многим внутренним и внешним приметам, безусловно. Вспоминательная проза »;. Инна Лиснянская знак и денежное вознаграждение, сумма которого эквивалентна 50 000 долларов США. Шкатулка, в которой стихи и проза. Мартовский снег, и рвётся времени ткань. Так и душа моя будет рваться ночами,Видя во сне, как дочь поливает герань. Жирные листья нежили. Глаз на весеннем пиру. Я возвращусь сюда, ежели. До осени не помру. Слух мой увядший тешили. Птицы, качая листву. Я возвращусь сюда, ежели. До осени доживу. Сюда, где ангелы спешились. Над синею солью вод,Душа возвратится, ежели. Телу не повезёт. 2. Елена Макарова: ! Вот что я скажу: Не я в гробу нарядная лежу. В платочке с розочками рококо,А лишь пустая глина, но когда- то. Её сосочек, до крови намятый,Вливал в тебя скупое молоко. Все мерки жизни и координаты. Смерть изменяет быстро и легко: Теперь ты от меня настолько близко,Насколько от тебя я далеко. Теперь с пути мне сбиться нету риска,Теперь в той самой я непустоте,Какую жизнь считала пустотою. Не те здесь массы, скорости не те. И даже сон не тот, что в простоте. Жизнь относила к вечному покою. Теперь отпала надобность в очках,Отсюда вижу все твои веснушки - Темней на скулах, золотей в зрачках,И вся ты - свет от пят и до макушки. Не надо плакать! Холмик на опушке. Кладбищенской не есть последний дом,Где забываются последним сном, - То наших встреч таинственных площадка. И нежным незабудкам благодать. Загадка - жизнь, а смерть - её разгадка. О как мне эти слёзы видеть сладко! Поплачь ещё, хоть я плохая мать. По всем параметрам миропорядка. Нет, слуха твоего не оскорблю. Тем оправданьем, что с пути я сбилась, - Всё это ложь. Я так тебя люблю,Как дочерям заласканным не снилось. Инна Лиснянская. НЕЧТО ВРОДЕ АВТОБИОГРАФИИЧто есть автобиография человека, особенно если этот человек прожил шестидесятилетнюю жизнь? По установившимся понятиям - это есть та, хоть и большая, часть формальных сведений, которая не входит в паспорт из- за его малого формата. Был бы паспорт размером хотя бы с писчий лист, в него, думаю, уместилась бы любая автобиография. Если это относится к поэту, то достаточно добавить к паспортным сведениям очень немного: в каком возрасте начал писать, какие книги и когда вышли в свет. Мне, например, заполнить стандартную биографическую анкету чрезвычайно легко: - год рождение - 1. Баку,- мать - Раиса Сумбатовна Адамова,- отец - Лев Маркович Лиснянский,- национальность - соответствующая. На все остальные вопросы у меня почти сплошные “нет”: - высшее образование - нет,- была ли в комсомоле - нет,- партийность - нет,- семейное положение - нет,- дети - слава Богу, могу с гордостью написать “ДА”! А что есть, если это биографическая анкета писателя? Семь сборников стихотворений: “Это было со мной” - Баку, 1. Верность” - Москва, 1. Не просто любовь” - Москва, 1. Из первых уст” - Москва, 1. Виноградный свет” - Москва, 1. Дожди и зеркала” - Париж, 1. Стихотворения” - Анн Арбор, 1. Ещё - с какого года публикуюсь? Вот что означает биография или автобиография в привычном смысле. А на самом деле биография - это судьба и характер человека. Счастливая или несчастливая у меня судьба? Трудно ответить, но, пожалуй, из как бы заполенной мною анкеты можно сделать вывод - нелепая. И это будет правильно. И я сама - тоже нелепая. Почти во всём. Левша - первая моя нелепость, с которой боролись, как могли, да не справились. Ни дома, ни в школе. Я оказывала упрямое сопротивление и победила! Правой рукой - только крещусь. Крещена тайно от партийных родителей бабушкой и няней. Единственно, кому я подчинилась, это “кассирше”, - так я про себя назвала ту женщину, что продаёт свечи. Это моё первое и самое яркое воспоминание: мне около трёх лет. Мы с няней Клавой (прибившейся к нашей инженерно- врачебной семье во время раску- лачивания) - в церкви. Стоим на коленях. Я перекрестилась - левой. И тут ко мне подошла “кассирша”: “Девочка, это делается вот так и другой рукой”. Сама не пойму, почему я покорно послушалась. Может быть, оттого, что всё вокруг было золотистого цвета: свечи, картины (иконы), дымок от кадила, похожего на мамину шкатулку, и сам воздух. Когда я повыше подняла голову, то увидела Бога. В золотистом длинном платье он ходил и что- то говорил. И очень мне захотелось познакомиться. Дома, в огромной многонациональной коммуналке у меня уже был опыт проникновения к соседям: я приходила и спрашивала: “который час?” В церкви я поступила так же. Пройдя сквозь редкую толпу старушек (молодых не помню), я подошла и громко спросила: “Боженька, боженька, который час?” - “Я не боженька, а батюшка”. Неужели, - подумала я, - боженька умеет врать, ведь “батюшка” - Клавино слово. Когда, например, на кухне горят котлеты, она обеими руками бьёт себя по коленям - “Ой, батюшки!” - и мчится к керосинке.“Неправда! Тогда он обратился к подоспевшей Клаве: “Подождите меня, служба кончается, я скоро к вам выйду. Очень мне нравится твоё дитя, хочу с ней поговорить”. Опять потрясение: служба. На службу ходят и папа и мама, а он - не на службе, а на празднике. И всё же мы познакомились, и батюшка мне так хорошо всё объяснил, что мы подружились. Потрясло меня и то, что я - хорошее дитя. Так обо мне не могли сказать и не говорили ни дома, ни после - в школе. Всегда и всюду про меня говорили - упрямая, трудная. Да и жизнь с моих шести лет началась трудная. Но о трудностях жизни я вспоминать не люблю. Всё тяжкое ушло в стихи, всё смешное и нелепое - осталось со мной. А смешного и нелепого было в моей жизни - хоть отбавляй, всего не перескажешь. В жизни я если и бралась за что- либо, то всегда всерьёз. Сколько раз мама с ужасом заставала меня жующей и глотающей пляжный песок - это я пекла пироги с помощью игрушечных песочниц и, конечно же, съедала своё “испечённое”. И мне было вкусно. Смешно и нелепо и то, что, начав сочинять стихи с десяти лет, читать стихов не любила (только - Корнея Чуковского в более ранние годы и “Дама сдавала в багаж” Маршака). Этой нелюбви способствовало и нелепое обучение декламации в начальной школе, а в старших классах - уж совершенно смехотворное определение поэтических ценностей: образ такого- то в стихах такого- то. Живя в атмосфере даже не столичного, а провинциального невежества 3. Пушкина поздно начала читать. Тайком, взахлёб - читала запрещённого и кем- то подаренного мне Есенина. Из- за долгого нечтения поэзии я и считаю себя стихотворцем позднего развития. Она училась одновременно и на инженера, и в консерватории - пению. В доме по вечерам над фортепиано жил чудный мамин голос. Но чего только не заглушила страшная нелепость тридцатых годов! Вот и мама тогда сорвала голос, хотя и сейчас по телефону она звонко и весело разговаривает со мной, - жизнелюбия не утратила. От моего отца я могла унаследовать его беспредельную доброту к людям, но такая доброта - ещё более редкое свойство, чем дивный голос. И этого отцовского качества я, увы, не унаследовала, - иначе бы мои стихи были всецело обращены к внешнему миру, были бы куда светлее. Если спросите, почему у меня нет высшего образования, то я отвечу: ещё в школе студенты казались мне некими высшими существами, до которых мне - как до звёзд. И после десятилетки, когда мои школьные друзья втайне от меня послали мои стихи в Литературный институт им. Горького, и пришло мне приглашение приехать, я очень обрадовалась, решила, что принята без экзаменов. Но, прибыв в Москву и придя в Литин- ститут, я узнала, что допущена по конкурсу к экзаменам. И страшно испугалась: нет, экзамены на студента я не выдержу. И как меня ни уговаривал Николай Тихонов, что эти экзамены, в сущности, - чистая формальность, что главное - понравились стихи, я едва сданные документы тут же забрала. В конце концов приехавший в Баку на какое- то торжество Павел Антокольский поинтересо- вался, почему я не учусь в бакинском университете. И уговорил ректора принять меня без экзаменов. Но тут вскоре у меня родилась дочь. Я же умею заниматься только одним делом на любом этапе жизни. И я занялась материнством, а не латынью. И счастлива до сих пор, такая у меня выросла замечательная дочь: и прозаик, и художник- педагог, и добрый человек, - вот кто пошёл добротой в погибшего на войне моего отца. Но и материнством я занималась недолго, всего пять лет, отдавая большую часть времени и души другим своим новорожденным - стихам, они были так беспомощны! Опять же, один из моих друзей послал эти стихи, ещё беспомощные в смысле формы и отсутствия истинной поэтической школы, в “Новый мир”. Однако что- то в них привлекло Твардовского, и меня начали публиковать. Напечатала меня и “Юность”. В 1. 95. 7 году меня приняли в Союз писателей, в 1. Москву. До книги “Из первых уст” всё - плохо. Плохо по моей вине. А книга “Из первых уст” плоха уже по вине издательства “Советский писатель”. Снова - нелепость: Борис Соловьёв, отлично и почти наизусть знавший русскую поэзию, был отцензурный человек. И как главный куратор поэзии в издательстве, сказал мне с весёлым цинизмом: “Эти - хорошие, но чересчур опасные, - не пойдут. Я знаю, что вы пишете много и у вас много и плохих стихов, вот и принесите мне”. Почему я, упрямица, не воспротивилась и не забрала рукопись? Стыдно и сказать - из- за денег! Дочь - в больнице, а я - только из больницы. Не устояла, каюсь, - и вышла четвёртая плохая книга. Шестидесятые годы были во всех отношениях моими переломными годами. Судьба оказалась благосклонна ко мне, ия - нелепая - в 1. Семёном Липкиным, с которым и сеёчас - под одной крышей. Липкин очень многому и быстро научил меня: порядку в стихах, где, скажем, две строки хороши, а одна присобачена не в угоду смыслу, а рифме. И ещё - не растекатьбся по древу, писать об одном. Так упорядочилось моё стихотворчество и совершенно распорядочилась внешняя моя литературная жизнь. Печатать перестали. Вышла из печати только ободранная и общипанная многоступенчатой редактурой книжка “Виноградный свет” (1. И опять - десятилетний перерыв.
|
